Нет.

Я повис на балке, раскачался и отпустил ее. И почти изящно приземлился в центре холла посередине между двух дверей. Правда, первая дверь исчезла вместе с куском стены, через которую обеспечивала вход — или выход, смотря, с какой стороны вам случалось находиться, — не говоря уже о моем любимом кресле и застекленной коробке, в которой я держал набранные на побережьях мира морские раковины. Жаль.

Я протер глаза и пошел прочь, потому что сейчас даже вид моего разрушенного жилища отходил на второй план. Черт, у меня и раньше разрушали комнаты. Обычно тридцатого апреля…

Я медленно повернулся…

Нет.

Да.

На другой стороне холла, напротив моих комнат, там, где до этого передо мной была пустая стена, теперь оказался коридор, уходящий на север. Спрыгивая с балки, я мельком увидел его искрящуюся протяженность. Изумительно. Боги только что еще раз ускорили мое музыкальное сопровождение. Я и раньше бывал в одном из самых обыкновенных отрезков этого коридора, на четвертом этаже, тот шел с востока на запад между кладовками. Коридор Зеркал — одна из загадочных аномалий Эмберского замка. Мало того, что в одну сторону он кажется длиннее, чем в другую, он еще полон зеркал, которым нет числа. Нет числа в буквальном смысле. Попробуй сосчитать — и никогда не получишь дважды одинакового результата. Укрепленные высоко над головой, тонкие свечи мигают, отбрасывая бессчетное число теней на зеркала большие и маленькие, узкие и приземистые, подцвеченные, искажающие, зеркала в искусно вылепленных или вырезанных из дерева рамах, ровные зеркала в простых рамах и зеркала вообще без рам, на множество зеркал остроугольных геометрических форм, бесформенных и изогнутых зеркал.

Несколько раз мне случалось проходить Коридором Зеркал, где чувствовался запах ароматических свечей, и иногда подсознательно, присутствие среди отражений чего-то такого, что при быстром взгляде на него немедленно исчезало. Я ощущал сложное очарование этого места, но будить его спящего гения ни разу не приходилось. Может, оно и к лучшему. Как знать, чего ожидать в подобном месте — по крайней мере, так мне когда-то говорил Блейз. Откуда ему было знать точно, выталкивают ли эти зеркала в темные королевства Отражения, или очаровывают, навевая странное состояние дремы; переносят ли в край одних только образов, который украшен содержанием души; ведут ли полную злобы или безвредную игру умов с наблюдателем; или же не делают ничего из вышеперечисленного, или все, или только кое-что? В любом случае, Коридор был не так уж безвреден — там время от времени находили воров, слуг или визитеров — которые были мертвы или с весьма необычным выражением лица блуждали, что-то бормоча, по этому сверкающему пути. Как правило, перед равноденствиями и солнцестояниями — впрочем, это могло произойти и в любое время года, — Коридор перемещался в иное место, иногда просто отбывал куда-то на время. К нему обычно относились с подозрением, остерегались, избегали, хотя он мог и причинить вред, и вознаградить, мог выдать полезное знамение или помочь проникнуть в суть вещей с такой же готовностью, как и расстроить или лишить присутствия духа. Неуверенность вызывала трепет.

А иногда, говорили мне, он как будто появлялся в поисках определенного человека, принося свои сомнительные дары. В таких случаях, по слухам, отвергнуть их было куда опаснее, чем принять приглашение.

— Эй, ладно, — сказал я. — Сейчас?

Вдоль коридора плясали тени, я уловил опьяняющий аромат тонких свечек. И пошел вперед. Сунув левую руку за угол, я похлопал по стене. Фракир не шелохнулся.

— Это Мерлин, — сказал я. — Сейчас я вроде как занят. Ты уверен, что желаешь отражать именно меня?

Ближайший огонек на миг показался огненной рукой, которая манила к себе.

— Черт, — прошептал я и широким шагом направился вперед.

Когда я вошел, то не ощутил никакой перемены. Пол покрывала длинная дорожка с красным узором. Вокруг огоньков, мимо которых я проходил, мельтешила моль. Я был наедине с самим собой, отраженным под разными углами, мигающий свет превращал мою одежду в костюм Арлекина, пляшущие тени меняли лицо.

МЕРЦАНИЕ.

На миг показалось, что с высоты, из маленького овала в металлической раме, на меня смотрит суровое лицо Оберона — но, конечно, тень его последнего Величества с тем же успехом могла оказаться игрой света.

МЕРЦАНИЕ.

Готов поклясться, что из висящего не столь высоко ртутного прямоугольника в керамической раме из цветов на меня искоса глянуло собственное лицо — но искаженное, больше похожее на звериное, с болтающимся языком. Я живо обернулся, и, дразня, оно тут же обрело человеческие черты.

Я все шел. Шаги были приглушенными. Дыхание несвободным. Я задумался, не вызвать ли логрусово или даже лабиринтово зрение. Правда, ни того, ни другого очень не хотелось — еще слишком свежи были воспоминания о самых гнусных чертах обеих Сил, чтобы я чувствовал себя комфортно. Уверенность, что со мной вот-вот что-то случится, не покидала меня.

Остановившись, я принялся изучать зеркало в раме черного металла, инкрустированной серебряными символами разнообразных магических искусств, которое счел подходящим себе по размеру. Стекло было темным, словно в его глубине, не заметные глазу, плавали духи. Мое лицо в нем выглядело более худым, черты стали резче, а над головой то появлялись, то исчезали еле видные пурпурные нимбы. В отражении было что-то холодное и смутно зловещее, но, хотя я долго разглядывал его, ничего не случилось, не было ни вестей, ни озарений, ни изменений. Чем дольше я на него смотрел, тем больше все эти драматические штрихи казались игрой света.

Я пошел дальше, мимо быстро мелькавших перед глазами неземных пейзажей, экзотических существ, намеков на воспоминания, мимо явившихся из подсознания умерших друзей и родственников. Из одного омута кто-то даже помахал мне кочергой. Я помахал в ответ. В любое другое время эти странные, а может, и угрожающие явления напугали бы меня куда сильнее, но я только что пришел в себя после травмы, нанесенной моими странствиями между отражений. По-моему, я заметил повешенного — он раскачивался на ветру со связанными за спиной руками, а над ним расстилалось небо кисти Эль Греко.